1-2
Александр Яковлев.
Выставка Александра Яковлева.
Я должен был сегодня продолжать свой обзор выставки в Музее декоративных искусств, и на этот раз мне предстояло заняться второй ее частью — эпохой типичного fin de siecle1, иначе говоря — того десятилетия, в течение которого художники всего света (и особенно французы, в предвидении мирового экзамена, — выставки 1900 года) напрягали все силы на создание нового стиля. Результаты этих усилий в характерных образцах сейчас фигурируют на выставке. Но, признаюсь, мне не хватает мужества возвращаться к этой теме, — больно очевиден провал тогдашних благих намерений. Если же кого из читателей вопрос этот интересует, то он может убедиться в помянутой печальной неудаче, обозрев последние залы. Заодно он увидит там и совершенно интересные вещи в чисто художественном отношении. Он увидит чудесных форэнов2 (и не только карикатуры, но и картины и даже портреты), превосходные картины Вюйара, Андре, Рафаэлли, Тулуз-Лотрека и т. д. Очень любопытно тут же встретить и первые опыты главного божества “теперешней современности” — Пикассо, начавшего тридцать лет назад с бойких сценок иллюстративного порядка.
Итак, оставим эту выставку, получив от нее все то приятное и поучительное, что она могла дать. Сейчас же необходимо, не откладывая, обратиться к другому событию художественной жизни Парижа. Досмотреть пропущенное в павильоне Марсан успеется: “выставка жизненного убранства” простоит еще два месяца. Напротив, та выставка, которую я теперь имею в виду, продлится, согласно установившемуся обычаю, всего недели две, а время мчится так быстро, что и оглянуться не успеешь как этот срок минует.
Эта выставка, повторяю, событие. Настоящее событие, и не только художественного, но и общекультурного значения. Недаром ею ознаменовалось обновление самого видного из художественных салонов Парижа — в особняке Жана Шарпантье. Огромная масса элегантнейшего “монда”, съехавшаяся в понедельник на торжество открытия нового зала, с изумлением обходила оба этажа особняка, констатируя, что они сплошь завешаны произведениями одного мастера. И этот мастер — наш славный соотечественник Александр Яковлев, показывающий ныне публике то, что им было создано во время его путешествия по Азии, совершенного в составе экспедиции, организованной Андре Ситроеном3.
Нынешняя выставка Яковлева еще более, нежели выставка Croisiere Noire4, устроенная несколько лет назад, изумляет как обилием, так и необыкновенной ровной качественностью выставленного. Так как мне свойственно всегда оглядываться назад и приводить “мемориальные аналогии”, то и по этому поводу мне вспоминается та сенсация, которую производили полвека назад выставки В. В. Верещагина. Но если трудно ожидать от блазированной, перенасыщенной всякой документацией нынешней публики проявления того жгучего интереса, с каким относилась публика Верещагина к тому, что рассказывали его картины и этюды о таинственных странах Азии, то в смысле художественного значения выставка Яковлева представляет ничуть не меньшую сумму наблюдений и открытий, является чем-то несравненно более значительным и радостным.
Сумма наблюдений Яковлева действительно баснословна. Она так велика, что действует подавляюще. С трудом верится, что все выставленное сделано одной рукой в очень короткий срок, а очень многое — на месте, в самых неудобных условиях путешествия, в условиях, требующих закаленного здоровья и совершенно исключительной приспособляемости. Ведь то, что мы видим, не какие-либо альбомные зарисовки в несколько квадратных сантиметров, а совершенно законченные изображения, а то и настоящие портреты в натуральную величину (иные в рост). Сноровки во всем так много, что тому, кто не видал Яковлева за работой, может почудиться, будто при этом функционировал какой-то аппарат. Когда же убеждаешься, что такой сверхчеловеческий фокус все же произведен руками, интеллектом и волей человека, то невольно проникаешься к нему чувством, похожим на суеверное почтение. В средние века Яковлева заподозрили бы в колдовстве и в пользовании услугами нечистой силы.
Каждому такому “документу” веришь, как самой безошибочной фотографии. Но, разумеется, здесь нечто бесконечно большее, нежели фотография. Любопытно видеть всю эту многообразную толпу. В каких только шапках, костюмах, мантиях не разгуливают все эти афганцы, кашмирцы, киргизы, персы, монголы, к каким только разрядам и классам они ни принадлежат, начиная от пастухов и нищих и кончая ламами, принцами и... католическими священниками! Не разобраться в обступающей вас пестрой толпе! Но все это вместе взятое не этнографический музей, не одетые в костюмы манекены, а живые люди, каждый со своей личной самобытностью, во многих же чувствуется, в их выражении и во взгляде, величайшая духовная напряженность. Видно, там еще люди не “изверились”, там, вдали от нашей суеты, от кривобокого “прогресса”, люди по-прежнему обладают способностью уходить в себя и в глубине своего сознания искать ответа на запросы духа.
Это — для ученых, для философов, для исследователей религий и нравов. Но выставка Яковлева богата и другим содержанием — более определенно художественным. И вот чем нынешняя выставка выгодно отличается от его же выставки “Африканского похода”. Там доминировал документально человеческий, точнее антропологический элемент. Возможно, что самая тема была такова, что иначе к ней и подойти было трудно. Черные люди, люди-звери казались у Яковлева лишенными всякой духовной жизни в нашем понимании. Вместе с ними и все их окружающее представлялось каким-то пустым, косным. Пейзажей было мало, да и те, что были, не давали ни малейшего настроения. Нынешней же выставке особенный характер придает именно обилие пейзажей. И вот в свои изображения тех местностей, откуда родом наши предки, где зародились наши верования, наше мироощущение и самое сознание человечеством своего единства, художнику удалось вложить нечто иное, нежели простую, честную точность. Их озаряет поэзия.
1 Конца века (французский).
2 Произведения художника Форена.
3 Маршрут путешествия был таков: Сирия, Персия, Афганистан, Син-Киянг, Монголия, Китай; затем от Тянь-Тзиня морем до Ханоя и оттуда сухим путем до Сайгона.
4 Черного рейса (французский).
1-2
 Marche Comique (Патэр) |  Плафон в галлерее палаццо Фарнезе (Аннибале Караччи) |  Мучение святой Лучии (Доминико Венециано) |