Новая школа живописи
С Петра следует начинать историю русской живописи общеевропейского характера. Если мы станем сравнивать произведения петровских художников с тем, что творилось в России до того времени, то мы не найдем в них почти никаких следов этого прежнего художества. В одной только церковной живописи продолжал еще довольно долго держаться допетровский стиль; но как раз русская церковная живопись уже до времени Петра I в сильной степени утратила свой самобытный, традиционный характер. Русская иконная живопись XVII века, только что начавшая освобождаться от византийского канона и впитывать в себя элементы народного вкуса (главным образом в подборе красок и в разработке орнаментов), с середины XVII века сворачивает в сторону и под влиянием южнорусской и польской культуры получает несомненно "немецкий" оттенок. Церковь почти не боролась с этим течением. Она, упорно стоявшая за неприкосновенность византийских традиций во всем, что касалось чисто внешних требований иконописания - в выборе сюжета, поз, группировок, отчасти даже одеяний - равнодушно относилась к тому, что самые типы священных лиц, под влиянием немецких эстампов, стали приобретать вялый характер и что весь стиль образов сделался ломаным, дряблым, ничего общего не имеющим со строгим величием Византии. Ко времени и в особенности со времени Петра I течение это еще усилилось и выродилось в середине XVIII века в странную смесь византийского шаблона с дикими вывертами немецкого рококо. Академия вытеснила и последние черты византийства из русского иконописания, и в первой половине XIX века мы не находим уже более никаких следов его. Лишь в народном кустарном промысле дожило древнее церковное искусство и до наших дней.
Русскую школу живописи общеевропейского типа принято начинать с двух художников, посланных Петром для обучения за границу. Однако это не совсем верно, так как ни тот, ни другой из этих художников не имел решительного влияния на последующее русское искусство и гораздо большее значение для русской живописной школы имели многочисленные приезжие мастера. В выборе последних Петр обнаружил если не вкус, то, несомненно, большую проницательность. В Россию были приглашены безусловно отличные художники своего времени: граверы Шхонебек и Пикарт, скульпторы Шлютер, Растрелли и Пино, живописцы Таннауэр, Каравакк, Тарсиа и Пильман, архитекторы Леблон, Микетти, Маттарнови, целые плеяды превосходных резчиков, ткачей, токарей и проч. К 20-м годам XVIII века русская придворная жизнь уже получила вполне западный облик. К тому времени Петербург был застроен; вместо прежних мазанок выросли более или менее роскошные дома императора и знатнейших вельмож, сады в новой столице и ее окрестностях украшены на итальянский лад статуями и фонтанами, стены и потолки покрыты затейливой живописью."
Однако вечно выписывать иностранцев было слишком обременительно. Сознание того, что русское золото утекает в другие страны, доставляло немало забот правительству и повлекло за собой мероприятия для насаждения у нас собственного, местного, "менее дорогого" искусства. С целью такого насаждения между прочим были посланы за границу несколько молодых людей для усовершенствования в художестве.
Из этих пенсионеров Петра Великого выдвинулись только двое: Андрей Матвеев и Иван Никитин, но судьба не благоприятствовала ни тому, ни другому, ни в особенности их произведениям. Из последних до нашего времени дошло так мало, что трудно иметь настоящее представление об их авторах.
Андрей Матвеев, вернувшийся в 1727 году, прожил затем всего десять лет и умер в цвете лет и таланта. Несколько достоверных его произведений свидетельствуют о том, что он усвоил вполне технические приемы западной живописи (свое художественное образование получил он в Нидерландах под руководством Моора и Схора), но их все же слишком мало, чтобы судить об его художественной личности. Два его портрета князя и княгини Голицыных в Петровском близ Москвы вполне прилично нарисованы и довольно умело написаны, но до первоклассных современных произведений Ларжильера, Наттье, Риго, Троста и др. им далеко, как до неба. Картина Матвеева в Строгановской галерее напоминает своей гладкой живописью и схематической композицией слабые подражания Ван дер Верфу, а об его образах в Петропавловском соборе и Симеоновской церкви невозможно судить, так как они сплошь переписаны в позднейшие времена. Лишь неоконченный портрет его самого с женой, пожертвованный сыном Матвеева Академии художеств, выделяется из заурядной живописи начала XVIII века своей характерностью, бойким мазком и приятным зеленовато-коричневым тоном. Все остальные произведения Матвеева погибли, затерялись (как, напр., и его этюд с натуры для портрета Анны Иоанновны, бывший еще в 1850-х годах в Академическом музее) или же до неузнаваемости испорчены записью. Совершенно апокрифическая "Куликовская битва" в музее Александра III лишь окончательно сбивает представление об этом мастере.
 Пожар иерусалимского храма (Жан Фуке) |  Возвращение в Англию Изабеллы, супруги Эдуарда II (Ж. Фуке) |  Иов и его друзья - вдали замок Венсенн (Ж. Фуке) |