1-2-3-4-5
В значительной степени Дягилеву принадлежит выработка внешнего вида нашего журнала — формат, забота об изяществе печати и придача его внешности известного “дразнящего” характера, что, между прочим, выразилось и в том “штемпеле”, представляющем двух рыбок, который, не долго думая, сочинил К. Коровин и который, помещенный на “пустой” светлой обложке, так наивно должен был свидетельствовать о передовитости нашего журнала. Напротив, скорее Философову, нежели Дягилеву, принадлежал тот специфический тон, который был придан текущей хронике и критическим заметкам. Однако сам Философов, чрезвычайно едкий в жизни на язык, редко брал на себя сочинение таких злобных пасквилей. Считая необходимым для успеха журнала, для придания ему большего значения подобное “дразнение гусей”, Философов все же охотнее предоставлял сочинение этих выпадов Нуроку. Задирательный юмор последнего особенно отразился в заметке о выставках Клевера и Верещагина, и вот именно эта заметка произвела тогда в художественных кругах Петербурга наибольший шум, она же сразу укрепила за “Миром искусства”, несмотря на все заверения о нашем мнимом упадке, репутацию какой-то штаб-квартиры опаснейшего декадентства. Озадачила эта заметка и нас. Ничего подобного мы не ожидали, это шло вразрез с нашими чаяниями и предположениями, наконец, и с нашим вкусом. Когда оказалось из (почти единодушных) отзывов прессы, что все старания “Мира искусства” показаться, солидным, веским, значительным и просвещенным органом, были парализованы именно вот таким мальчишеством, такой “провокацией к скандалу”, то это возмутило не только меня, Сомова и Лансере, но и обеих княгинь. Мария Клавдиевна прямо-таки рвала и метала. Она не могла простить Дягилеву, что он допустил подобную выходку, бросившую тень и на нее, как издательницу.
У меня здесь, на чужбине, не сохранилось то письмо к друзьям, в котором я высказал свое мнение о первом номере “Мира искусства”, но мне запомнилось в общих чертах, в чем заключалась моя критика. Особенно досталось за предоставление значительной части иллюстраций Васнецову. Все это было не лишено основания и возможно, что с многим иные из моих друзей согласились бы, но то, что мой отзыв был лишен “поощрения”,— огорчило всех и внесло ненадолго в наши отношения некоторый холод. Не того друзья мои и единомышленники от меня ожидали. Находясь вдали от них, от общей, захватившей их всех работы, я не подозревал, какие трудности им пришлось преодолевать в деле, в котором все они были новичками. Главными же двигателями этого общего труда были Философов и Дягилев, и они-то более всего обиделись на мои (недостаточно прочувствованные) слова...
Считаю не лишним привести выдержку из статьи Философова, написанной им правда много лет позже, но в которой, пожалуй, все же звучит род самооправдания в ответ на мою критику. (Заимствую я эти строки из статьи, написанной для моей монументальной монографии, которая должна была появиться в свет в издательстве “Просвещение” в 1917 г., которая была уже вся составлена, однако так и не была издана.) В то же время эти строки дают яркое представление именно об этой общей подготовительной работе по созданию нашего журнала. “Теперь (писал Философов в 1916 г.) русское издательство удивительно продвинулось вперед. Те времена, когда книга Шильдера “Александр I”1 считалась “художественным” изданием, а Экспедиция государственных бумаг — рассадницей хорошего вкуса, прошли безвозвратно. Замечается даже скорее некоторая усталость от изящных переплетов, виньеток, обложек. Второе поколение “мироискусственников”, вроде Чехонина, Митрохина, Нарбута и др. в достаточной мере научили русскую публику ценить красоту книги. Но тогда, какие-нибудь двадцать лет назад, у нас в техническом смысле была пустыня аравийская. И мечтатели (имеется в виду редакция “Мира искусства” в 1898 г.— А. Б.) долго спорившие о том, следует ли сразу “ошеломить буржуя” или сначала его обласкать, преподнеся “Богатырей” Васнецова, должны были прежде всего превратиться в техников. Шрифт они откопали в Академии наук — подлинный елисаветинский (вернее, не самый шрифт, а матрицы, по которым и был отлит шрифт). Необходимую (для печатания автотипий.— А. Б.) меловую бумагу они добыли только на второй год издания, а пресловутая бумага verg? (кто только ею теперь не пользуется?) нашлась лишь к третьему году. Только с 1901 г. внешний вид журнал получил удовлетворительный для самих редакторов, тогда как до того каждый выпуск вызывал новые огорчения, а порой и отчаяние. Фотографических снимков с картин никто не умел делать; на помощь пришел старик А. К. Ержемский, автор самоучебника фотографии. Изготовлять клише также не умели. Кто подумает, что прославившаяся с тех пор фирма Вильборг, с таким успехом соперничающая с Европой, изготовила нам клише такого плохого качества, что пришлось обратиться с заказом за границу”.
1 Книга Николая Карловича Шильдера (1842 — 1902) “Император Александр Первый. Его жизнь и царствование” была издана А. С. Сувориным в 1897 — 1898 гг.
Следующая глава
1-2-3-4-5
 Германн угрожает графине пистолетом. 1911 г. |  Диана и Каллисто (К. Пуленбург) |  Рождество Христово (Фиоренцо ди Лоренцо) |