1-2-3-4-5
Посетили мы, тоже всего по разу, помянутые славившиеся на весь мир публичные балы. Почему-то мы были убеждены, что увидим какой-то апофеоз “прекрасного” парижского разгула, а разве не интересно хотя бы одним глазком со стороны поглядеть на нечто очень соблазнительное, не рискуя получить брызги этой грязи на себя?.. “Поедешь в Париж и там угоришь”,— гласила одна из избитых поговорок; ее неизменно слышал каждый, кто собирался отправиться “из нашего захолустья” в этот погибельный, но прелестный город. С тем именно, чтоб “угореть”, чтоб надышаться вдоволь адского угара, отправлялись в Париж не одни завзятые жуиры, но и люди, отличавшиеся скромным и добродетельным образом жизни... Особенно манил Париж художников, и не только потому, что в Париже била ключом художественная жизнь и можно было видеть неисчислимые, самые прекрасные художественные сокровища, а потому, что вековая репутация парижской прекрасной пагубы обещала показать художнику образы, уже пленившие его в произведениях литературы и всяческого художества, а теперь готовые предстать перед ним в самом реальном, осязаемом виде. Нам, поклонникам (по воспроизведениям) Тулуз-Лотрека, хотелось видеть самые те места, в которых он проводил вечера и ночи и которые его вдохновляли.
И вот знакомство с этими знаменитыми местами произошло; однако оставило оно в нас только одно тягостное впечатление пошлости и убожества. Ни в “Красной мельнице”, ни в “Баль-Бюлье” мы не только не застали какого-либо “апофеоза разврата”, но эти увеселительные места представились нам, как некие обиталища скуки и тоски, что же касается грязи, то она была не столь морального и духовного порядка, сколь вещественного и жизненного: здесь просто “дурно пахло”. Самое освещение в этом сарае и в этом саду было сумеречно-тусклое, а большие электрические шары и гирлянды иллюминационных лампочек только слепили и рябили в глазах. Убожество выражалось не только в декорации, но и в действующих лицах. Отправились мы и туда и сюда с (предосудительным) расчетом оказаться в непосредственном соседстве с роскошными и тревожными гетерами, а вместо того перед нами задирали ноги и развевали сомнительной чистоты dessous1 профессиональные особы, ничуть не более пленительные, нежели те, которых можно было встретить на наших Гороховых и Вознесенских. Плясал и корчился среди дам до полного одурения и какой-то франт (быть может, то был “сам” Desossee2), но глядеть на этого гаера было только противно. Пожалуй, в саду Бюлье настроение было несколько иное; здесь хоть особы прекрасного пола, собиравшиеся со всего Латинского квартала (с Монпарнаса еще некому было собираться в то время, еще не существовали ни “Dome”, ни “Coupole”3, ни другие подобные заведения), веселились взаправду. Здесь можно было встретить и немало миловидных рожиц (frimousses), и грациозных, типично парижских фигурок4, но для этого “не стоило приезжать в Париж” — такого сорта “угар” можно было (при желании) испытать и в наших “садах” — Демидовом и на Фонтанке. Что же касается Тулуз-Лотрека, то никак нельзя сказать, чтоб он неточно передавал то, в чем проходила значительная часть его жизни; однако в том и заключается магия художественного творчества, что художник передает не какую-то внешнюю видимость, а нечто иное — ему только доступное и составляющее самую суть вещей. Лишь постепенно происходит затем у зрителя процесс какого-то уравнения между образами действительности и тем миражом, который выколдовал художник. Род такого уравнения произошел и во мне, и тогда я окончательно уверился в гениальности Тулуз-Лотрека, несмотря на то, что мои личные впечатления не сходились с тем, что я видел в его произведениях.
1 Белье, панталоны (французский).
2 Валентин Ле Дезоссе (Реноден) — знаменитый необыкновенно пластичный танцор-любитель в My лен Руж, много раз изображавшийся Тулуз-Лотреком, прозванный “человеком-змеей”.
3 Популярные в начале XX в. литературные и артистические кафе на Монпарнасе.
4 Особенный характер парижской улице, в частности бульвару Сен-Мишель (Boul Mich'y) в последние годы XIX в. придавало обилие “циклисток”. Полумужской костюм, удобный для езды на велосипеде, оказался и “к лицу” очень многим особам, а поэтому его избрали (был он и очень дешев) в качестве профессионального наряда дамы известной категории, хотя бы никогда ни на какие “циклы” не садившиеся. Женская клиентела знаменитого” Cafe d’Harcourt” почти исключительно состояла из таких мнимо спортивных девиц.
Следующая глава
1-2-3-4-5
 Вечер. 1905-1906 г. |  Проповедь Иоанна Крестителя (Бартоломео Бренберг) |  Автопортрет (Розальба Карриера) |