Фужита.
В том же доме, где помещается галерея Вильденстэна (140, фобур Сент-Оноре), имеется еще галерея Ротже, в которой ныне устроена выставка Фужиты1. Имя этого японца гремело в годы, ближайшие к окончанию войны, но затем Фужита покинул Париж, вернулся к себе на родину, и в Европе его стали постепенно забывать. Зеленая молодежь уже относится к нему, как к pompiers, чуть ли не как к современнику Monsieur Gerоme'a2, a молодежь, еще более зеленая, та, пожалуй, и вовсе ничего о Фужите не слышала. Подобные “обыкновения моды” не всегда соответствуют справедливости, и вящая несправедливость была бы совершена в отношении этого чемпиона модернизма 1920-х годов, если бы его и вовсе забыли.
Если Фужита и потрафил в чрезвычайной степени вкусу той эпохи, которая видела и расцвет славы Мари Лорансен, то все же он является чем-то настолько своеобразным и по-своему пленительным, что его необходимо “вытянуть снова” (repecher) из Леты и сохранить за ним более обеспеченное место в истории искусства.
Говорить нечего: Фужита сейчас более не созвучен эпохе — “il date”3. Самая его, граничащая с приторностью, сладость, самая изощренность его техники, в которой слишком просвечивает известный “трюкаж”, представляются устарелыми. Но остается за ним то, что этот даровитейший азиат как-то уж очень по-особенному примкнул к европейскому искусству и при этом усвоил себе в совершенстве формальную его сторону. При этом сохранилось и нечто, что выдает его родство с гениальными Утамаро и Тойокуни. Обыкновенно японцы и китайцы, попадающие в Европу, пытаются превратиться в совершенных парижан и в таких случаях смешиваются с безличной толпой всевозможных “художественных студентов”, те же азиаты, которые принципиально отказываются от Европы, впадают в обратный недостаток, в подражательность старым образцам, Фужита же избег и того и другого, он остался самим собой, и его труднее, чем кого-либо, зачислить в какую-либо категорию.
Особенный интерес на выставке у Ротже представляют собой картины на христианские и даже на церковные темы. Их три, и в целом они составляют большой триптих, могущий служить напрестольным образом. Посреди — “Снятие со креста”, слева — “Поклонение волхвов”, справа — “Благовещение”. Мне неизвестно, был ли то заказ, почему-либо оставшийся на руках у мастера, и отвечает ли этот тройной образ каким-либо личным религиозным его переживаниям. Но даже если это не более как некое “упражнение в известном стиле”, то картинам этим присуща черта какой-то глубокой серьезности, и это не только благодаря построению групп, напоминающих разные знакомые и знаменитые образцы кватроченто, и не только благодаря тонко подобранней гамме однообразных красок или еще благодаря золотому фону (обладающему всегда способностью придавать живописи известный иератический оттенок), но серьезность эта вложена и в самые даже святые лики. А ведь мы знаем (по сколь печальным примерам всего того, что создано в последние десятилетия в религиозной живописи), как именно такая серьезность трудно дается, как легко она впадает или в тоскливую археологическую подделку, или в слащавую условность, или еще в подчеркнутость, граничащую с чем-то карикатурным и кощунственным. У Фужиты ничего подобного не найти. Да, это имитация, и притом имитация, созданная человеком, “чужим” нашей культуре и, вероятно, созданная “в плане эстетических увлечений”. Но судить нужно по удаче, а в религиозных темах величайшей удачей следует почитать именно впечатление строгости, сосредоточенной мысли и чувства. Невозможно объяснить выражение умиленной скорби матери божией или мертвенную торжественность замученного спасителя умелым использованием известного трюка, и поэтому следует видеть в Фужите нечто большее, нежели простой и пришедшийся когда-то нам по вкусу талант. Кто знает, быть может, Париж вообще его не понял, пожалуй, модный успех огорчил художника, и это от него он бежал на свою далекую родину.
1939 г.
1 Фужита, Исюгухару (род. 1886 г.) — живописец, гравер, литограф. Первая выставка его произведений состоялась в Париже в 1917 году, вторая — прославившая его — в 1918-м.
2 Господина Жерома.
3 Он устарел (французский).
 Ослепление циклопа (Пеллегрино Тибальди) |  Озеро Примель. Бретань. 1905 г. |  Набережная Невы и Эрмитажный театр. 1935 г. |