| Париж. 12 — 14 июня 1959 г. |
Дорогой и милый Илья Самойлович!
Теперь, наконец, я знаю, как Вы выглядите: Ида Марковна Шагал показала нам снятые с Вас диапозитивы (в Коломенском). Представлял я Вас почему-то совершенно иным, но столь же симпатичным! Особенно неожиданным оказалось для меня нечто “приветливо-ироническое” в выражении лица, а также вся Ваша фигура. Жаль, что я не обладаю подобным же Вашим изображением! Ну, авось Вы соберетесь и пришлете мне таковой (столь же удачный), и я включу его в свою “Семейную хронику”. В то же время, набравшись смелости, дерзаю просить Вас прислать мне фотографию с принадлежащего Вам рисунка Репина, представляющего моего папу.
Данное Вами поручение Иде Марковне она исполнила со свойственными ей усердием и настойчивостью. Результатом явилось то, что я наконец вскрыл свою рукопись (воспоминаний, т. IV) и выискал в ней те места, в которых говорится о Серове. К сожалению, не так их много, и вовсе они не так значительны, как хотелось бы. Думается, что в дневниках нашлось бы больше. Но где мои дневники? Сохранил ли их Степан Петрович или почему-либо счел нужным их уничтожить?
Что же касается до северного путешествия Коровина и Серова, то у меня никаких особых сведений не имеется. В то время, во время самой экспедиции, я еще не был знаком ни с тем, ни с другим и лишь мог на выставках любоваться их работами. Особенно восхитили меня те панно Коровина, что украшали стены русского кустарного отдела на Всемирной парижской выставке 1900 г. Это мое восхищение нашло себе отражение и в моей “Истории русской живописи XIX в.”, и в “Мире искусства” — при первой возможности я поместил снимки с этих панно в нашем журнале. Но еще раз напоминаю Вам, дорогой Илья Самойлович, что все, что я пишу, я цитирую по памяти и потому не могу поручиться за полную достоверность всех сообщаемых сведений.
Я очень был обрадован получением снимка с моего акварельного этюда, изображающего Костю Сомова у нас на даче (второе мартышкинское лето — 1896 год) за работой. Считаю этот набросок (и подобный же, который у меня здесь) за наиболее удачные работы того лета, сыгравшего в художественном развитии нас обоих (до нашего поселения в Париже, 1896 — 1899) решающую и благотворную роль. Обрадован был и Эрнст, увидав снимок с наброска сангиной, сделанного с него, тогда еще совсем юного, Серебряковой в ту эпоху, когда и он, Эрнст, и его друг Д. Д. Бушей поселились (в целях безболезненного уплотнения) в нашем родительском доме, в бывшей квартире наших родителей, часть которой с 1920 г. занимала перебравшаяся из Харькова моя сестра Е. H. Лансере вместе со своими детьми, в том числе и с Зиной Серебряковой. Огромное спасибо и от моего и от его имени.
А теперь довольно. Остаюсь душевно Вам преданный
Александр Бенуа
P. S. Иду Марковну Вы совсем покорили своей отзывчивостью, любезностью и т. д. и т. д. Судя по ее рассказам, Вы действительно чудесный человек, и я горжусь тем, что у меня с Вами завязалась такая эпистолярного порядка дружба.
Р. S. Еще раз благодарю за выписки — особенно за некролог Серова.
 Боярин (М.А. Врубель, неоконч. этюд) |  Верка (Ф.А. Малявин) |  Восточная сказка (М.А. Врубель) |